"Годы молодые с забубенной славой…"

Годы молодые с забубенной славой,

Отравил я сам вас горькою отравой.

 

Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли.

Были синие глаза, да теперь поблекли.

 

Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.

В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.

 

Руки вытяну и вот — слушаю на ощупь:

Едем… кони… сани… снег… проезжаем рощу.

 

«Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!

Душу вытрясти не жаль по таким ухабам».

 

А ямщик в ответ одно: «По такой метели

Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели».

 

«Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!»

Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.

 

Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.

Вдруг толчок… и из саней прямо на сугроб я.

 

Встал и вижу: что за черт — вместо бойкой тройки…

Забинтованный лежу на больничной койке.

 

И заместо лошадей по дороге тряской

Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.

 

На лице часов в усы закрутились стрелки.

Наклонились надо мной сонные сиделки.

 

Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый,

Отравил ты сам себя горькою отравой.

 

Мы не знаем: твой конец близок ли, далек ли.

Синие твои глаза в кабаках промокли».

 

1924