Н.К. ВЕРЖБИЦКОМУ

6 марта 1925 г. Москва

 

Дорогая дадя Коля!

Вот я и в Москве.  Как доехал — черт знает как. Купили билеты, Федя  взял их в карман и остался. Вещи его я привез, сдал брату, а самого не вижу. Проехать в первый раз помогло имя.

Душа моя! Я буду здесь недолго. Переведу себе  деньги в банк, чтоб не заниматься разыскиваниями, и приеду на Кавказ.

О твоих делах вот что: всех поднял на ноги. Для библ<иотеки> у Кольцова не подойдет по коммерч<еским> соображ<ениям>, а в самом журнале пойдет.  Как и что, выясню после. С «Прожектором» тоже говорил.  Там устроит Казин.

Ну и вот… Всё как было. Перегорело, перебесилось и всё осталось на своем месте, только прибавляется одним редактором больше в лице пишущего эти строки.

Тебе от этого не хуже, а мне… Сделаю просто альманахом,  ибо торчать здесь не намерен.

На днях покупаю сестрам квартиру.

Дела мои великолепны, но чувствую, что надо бежать, чтоб еще сделать что-нибудь.

Старик! Ведь годы бегут, а по заповеди так: 20 дней пиши, а 10 дней кахетинскому. Здесь же пойдут на это все 30.

Сегодня Галя не пускает меня ни на улицу, ни к телефону.

Вчера была домашняя пирушка. Пильняк, Воронский, Ионов, Флеровский, Берзина, Наседкин, я и сестра.  Нарезались в доску. Больше всего, конечно, мы с Ионовым.  Он куда-то убежал, а меня поймали. Я очень беспокоился, но сегодня он позвонил и сказал, что едет в Ленинград. Дня через три вернется.  Он предлагает мне журнал издавать у него, но я решил здесь, все равно возиться буду не я, а Наседкин.  Мне, старик, жалко время. Я ему верю и могу подписывать свое имя, не присутствуя.

Воронский в «Кр<асной> нови».  Поэма моя идет там.  Потом вот что: Наседкин ред<актор> журн<ала> «Город и деревня». Присылай, что имеешь, на Галю.  Он что-то прихлыстывает за Катькой и не прочь сделаться зятем, но сестру трудно уломать.

Галя милая по-прежнему большой друг и большая заботница.

Книги моей  здесь нет. Скажи Вирапу, что он с распространением хреновину загибает. Потом пусть пришлет 150 руб., о которых мы с ним говорили.  Это принцип.

Ну как «Заря»? Передай Мише большой привет и любовь.  Очень он и очень хороший, умный и при уме добрый. Вардин должен уехать в Баку на место Чагина, но заболел дипломатической болезнью. Был у меня, и очень грустный.

Позвоночник ему таки сломали. «На посту» прогорело в пух и прах.  Пильняк спокойный  уезжает в Париж. Я думаю на 2 месяца съездить тоже, но не знаю, пустят или не пустят.  Жорж не в Казани, а в Костроме. Всё бросил и печатает роман и повесть в «Нов<ом> мир<е>».  Присылай туда. Я сказал. Ред<акторы> свои.  Дядя  и Гладков.

Ну вот и всё. Напишу обстоятельно с результатами после.

Обними Зосю  и поцелуй ей руку. У меня самые светлые воспоминания о ней.

Жоржику скажи, что я ем хлеб «чорний, чорний», такой, какого в Тифлисе нет.  Вчера приехала моя мать, я в семье, счастлив до дьявола. Одно плохо, никуда не пускают. Но по их соображениям… может быть, и лучше. Нужно держать марку остепенившегося.

Целую тебя, старик, а Жоржику скажи, пусть он мне напишет.  Я сказал сестре и Гале, чтоб они телеграфом выслали ему 5 руб. Потом я куплю и вышлю ему тот пистолет, о котором он мечтает.

Твой Сергей Есенин. 6. III. 25.

На конверте: Заказное

Тифлис

Ходжорская 15. Н. Вержбицкому

Москва Брюсовский 2 кв. 27

С. Есенин