1

 

Не сестра месяца из темного болота

В жемчуге кокошник в небо запрокинула,—

Ой, как выходила Марфа за ворота,

Письменище черное из дулейки  вынула.

 

Раскололся зыками колокол на вече,

Замахали кружевом полотнища зорние;

Услыхали ангелы голос человечий,

Отворили наскоро окна-ставни горние.

 

Возгово́рит Марфа голосом серебряно:

«Ой ли, внуки Васькины , правнуки Микулы !

Грамотой московскою извольно  повелено

Выгомонить вольницы бражные загулы!»

 

Заходила буйница выхвали старинной,

Бороды, как молнии, выпячили грозно:

«Что нам Московия — как поставник  блинный!

Там бояр-те жены хлыстают загозно!»

 

Марфа на крылечко праву ножку кинула,

Левой помахала каблучком сафьяновым.

«Быть так, — кротко молвила, черны брови сдвинула,—

Не ручьи — брызгатели выцветням росяновым…»

 

 

2

 

Не чернец беседует с Господом в затворе —

Царь московский антихриста вызывает:

«Ой, Виельзевуле, горе мое, горе,

Новгород мне вольный ног не лобызает!»

 

Вылез из запечья сатана гадюкой,

В пучеглазых бельмах исчаведье ада.

«Побожися душу выдать мне порукой,

Иначе не будет с Новгородом слада!»

 

Вынул он бумаги — облака клок,

Дал ему перо — от молнии стрелу.

Чиркнул царь кинжалищем локоток,

Расчеркнулся и зажал руку в полу.

 

Зарычит антихрист зёмным гудом:

«А и сроку тебе, царь, даю четыреста лет!

Как пойдет на Москву заморский Иуда,

Тут тебе с Новгородом и сладу нет!»

 

«А откуль гроза, когда ветер шумит?» —

Задает ему царь хитро́й спрос.

Говорит сатана зыком черных згит:

«Этот ответ с собой ветер унес…»

 

 

3

 

На соборах Кремля колокола заплакали,

Собирались стрельцы из дальных слобод;

Кони ржали, сабли звякали,

Глас приказный чинно слухал народ.

 

Закраснели хоругви, образа засверкали,

Царь пожаловал бочку с вином.

Бабы подолами слезы утирали,—

Кто-то воротится невредим в дом?

 

Пошли стрельцы, запылили по́ полю:

«Берегись ты теперь, гордый Новоград!»

Пики тенькали, кони топали,—

Никто не пожалел и не обернулся назад.

 

Возгово́рит царь жене своей:

«А и будет пир на красной браге!

Послал я сватать неучтивых семей,

Всем подушки голов расстелю в овраге».

 

«Государь ты мой, — шомонит жена,—

Моему ль уму судить суд тебе!..

Тебе власть дана, тебе воля дана,

Ты челом лишь бьешь одноей судьбе…»

 

 

4

 

В зарукавнике Марфа Богу молилась,

Рукавом горючи слезы утирала;

За окошко она наклонилась,

Голубей к себе на колени сзывала.

 

«Уж вы, голуби, слуги Боговы,

Солетайте-ко в райский терем,

Вертайтесь в земное логово,

Стучитесь к новоградским дверям!»

 

Приносили голуби от Бога письмо,

Золотыми письменами рубленное;

Села Марфа за расшитою тесьмой:

«Уж ты, счастье ль мое загубленное!»

 

И писал Господь своей верной рабе:

«Не гони метлой тучу вихристу;

Как московский царь на кровавой гульбе

Продал душу свою антихристу…»

 

 

5

 

А и минуло теперь четыреста лет.

Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,

Исполнить святой Марфин завет:

Заглушить удалью московский шум?

 

А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,

Отошлем дикомытя  с потребою царю:

Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,

Чтоб не застил он новоградскую зарю.

 

Ты шуми, певунный Волохов, шуми,

Разбуди Садко с Буслаем на-торгаш!

Выше, выше, вихорь, тучи подыми!

Ой ты, Новгород, родимый наш!

 

Как по быльнице тропинка пролегла;

А пойдемте стольный Киев звать!

Ой ли вы, с Кремля колокола,

А пора небось и честь вам знать!

 

Пропоем мы Богу с ветрами тропарь,

Вспеним белую попончу,

Загудит наш с веча колокол, как встарь,

Тут я, ребята, и покончу.

 

Сентябрь 1914